Борис с нетерпением ждал наступления весны — настоящей, а не календарной. Ведь сибирский март — это, по сути, всё ещё зима. Мысли о весне вызывали предчувствия радостного волнения. Оно неизменно возникало в душе при виде того, как солнечные лучи превращают снег в грязные чёрно-серые проталины. Но одна весна, трехлетней давности, запомнилась лишь холодной погодой, затянувшейся депрессией и мрачной тягучестью дней. Шок от происходящего в стране и понимание неизбежности исторического поворота мешали наслаждаться жизнью.
— Что-то мы совсем расклеились, — сказала жена, просматривая в интернете афишу на предстоящие выходные. — Может, вырвемся куда-нибудь?
Она с надеждой посмотрела на Бориса и заулыбалась, когда он ответил:
—Давай, а то совсем закиснем!
Приободрённая его согласием, жена продолжила щёлкать мышкой.
— Вот, приехал какой-то кадр. Фамилия подозрительно известная Синатра— совсем как у легенды американской эстрады. Что он будет петь, не так уж и важно, — усмехнулась жена, — с нашим-то знанием английского!
Кроме звёздной фамилии, у заморского гастролёра по сибирским просторам имелась ещё и бригада музыкальных шабашников. Афиша обещала весьма пёстрый репертуар — от классического джаза шестидесятых годов до хард-рока и композиций в стиле «соул» и «кантри». Но для супругов это было неважно. Хотелось просто развеяться, забыть о том, что творилось в стране.
Концерт проходил во Дворце культуре железнодорожников, попросту ДКЖ. Это здание с бледно-розовыми стенами было возведено четверть века назад по скучнейшему типовому проекту. Несомненно, в большинстве российских городов можно увидеть подобные унылые сооружения. Помпезное название «дворец» звучало, словно идеологическая провокация. Ну, ладно бы, назвали Домом культуры. Нет, почему-то «дворец».
Концерт не вызвал большого ажиотажа. У касс и в вестибюле не толпились взволнованные поклонники. Тем не менее, зал на две трети был заполнен скучающей публикой. Борис отметил, что большинство зрителей — люди за сорок. Понятное дело, молодёжь предпочитает по-настоящему знаменитых певцов.
— Интересно, есть ли здесь хоть один человек, знакомый с творчеством этого парня, — насмешливо спросил Борис.
Горький сарказм выдавал его плохое настроение. Жена не ответила. Она не обращала внимания на хандру Бориса, зная, что пару ближайших часов ему волей-неволей придётся молчать.
На сцену вышли музыканты, одетые в кожаные брюки и жилетки. Наряды были щедро украшены цепочками, крестами и прочими примочками, призванными подчеркнуть независимость, свободу нравов и заграничное происхождение артистов.
Шоу началось с известных джазовых композиций. Нельзя было сказать, что музыканты играли плохо, но особых эмоций исполнение не вызывало. Потом зазвучали рок-песни. Солист пел на английском, не взирая на своё итальянское происхождение. Несмотря на ускорившийся ритм музыки, зрители реагировали вяло. Лишь изредка раздавались жиденькие аплодисменты.
После третьей или пятой композиции певец вдруг решил поговорить с залом, конечно, с помощью переводчика. Но сначала он обратился к публике по-английски:
—Raise your hands, who understands English!
Борис с женой сидели где-то на двенадцатом ряду, и видели, что впереди на просьбу певца отозвалась пара-тройка зрителей. Борис тоже поднял руку, сказав при этом жене:
— А что, некоторые слова знаю. Вообще, мой уровень владения английского — понимаю по мимике и интонации!
Солист видел весь зал, и результаты тестирования явно расстроили его. Лицо отразило разочарование — уголки рта опустились, плотно сжатые губы вытянулись вперед.
— Окей, — проговорил он и, подозвав рукой на переводчика, начал рассказывать о себе.
Прежде всего, он сообщил, кем он приходится знаменитому обладателю своей фамилии. На неё, как понимал Борис, и клюнули большинство зрителей. Даже если солист не сочинил от начала до конца свою красивую легенду, он приходился звезде «седьмой водой на киселе», как сказали бы у нас. Борис задумался, как можно перевести эту идиому на английский. Но тут переводчик озвучил слова солиста, звучавшие довольно загадочно:
— А теперь, дорогие мои, для вас будет сюрприз!
Заиграла мелодия, напоминающая советский гимн. Таким людям, как Борис, которым «слон на ухо наступил», мотив мог показаться вполне сносным. Но жена, обладавшая абсолютным музыкальным слухом, сказала:
— Боже мой, они что же, в первый раз это играют? Или джазменам ноты не положены по статусу? — она улыбнулась, но тотчас смолкла от удивления.
Они с Борисом увидели, как зрители, сидевшие впереди них, вдруг стали подниматься с мест. Лица их принимали странное подобострастное выражение. Громыхая спинками кресел, тяжело дыша, люди вставали и осуждающе поглядывали на тех, кто остался сидеть. Стройные шеренги поднимались спереди и сзади. Недоброжелательные взгляды создавали неприятную, гнетущую атмосферу.
Борис не вставал. Жена взяла его ладонь и крепко сжала. Они продолжали сидеть, слыша сзади злобное шипение:
— И здесь бандеровцы, контра недобитая!
Борис видел, что за три ряда вперёд так же остался сидеть седовласый мужчина. Его спутница, скорее всего, супруга, фигурой напоминающая бочонок, стояла и трогала его за плечо. Сквозь музыкальные аккорды доносился её недоумевающий голос:
— Вставай, ты чего?
Люди, стоящие рядом, оборачивались и смотрели на мужчину с неприкрытой ненавистью.
Борису очень хотелось оглядеться по сторонам, узнать, есть ли ещё в зале люди, которые не встали. Но он боялся даже повернуть голову, боялся, так как физически ощущал, что плывёт против бурного течения. Теперь ему стало до конца понятно, что значит: «Идти против толпы, против большинства». Те, кто стоял вокруг с тупо-благоговейным выражением на лицах, не стали бы слушать никаких аргументов. Они просто не поняли бы, почему это абсурдно и глупо — вставать под старый гимн, исполняемый заезжими исполнителями в обычном концертном зале.
Проиграв вступление, солист вдруг запел на русском языке. Он произносил слова с таким акцентом, какой может быть у человека, лишь вчера выучившего пару строк:
— Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь…
Исполнив первый куплет, музыканты, весьма довольные собой, плавно остановились.
Грянули бурные аплодисменты. Гордые, упоённые собственным пафосом, зрители старательно хлопали. Некоторые даже выкрикивали что-то, вроде:
— Браво! Браво!
Дальше концерт шёл без всяких сюрпризов. Публика, как и раньше, слабо отзывались на шутки солиста и произведения чужих авторов. Переводчик больше не помогал певцу, предпочитая о чём-то мило болтать со своей симпатичной молодой соседкой.
Борис смотрел на сцену, но не видел огней светомузыки и гитаристов в цепях и заклёпках. Перед его глазами стояли гордо-озлобленные лица соседей по залу, замерших под фальшивую мелодию гимна.
Опубликовано: 04.01.2019 орфография и пунктуация автора сохранены
